Бурные события в Магрибе и на Ближнем Востоке показывают, что человеческая история окончательно утратила естественность своего развития, приобрела проектный характер. «Теория заговоров» (конспирология) — может быть, и не лучшая из методологий научного исследования, но она вполне приемлема для построения гипотезы о сути происходящего. Там более что налицо попытки крупнейшего центра современного мира — США — развернуть ход мирового развития в интересах своего глобального господства.
* * *
Действия США в Ираке с весны 2003 г. мощно стимулировали активность турецких и сирийских курдов, что полностью отвечает задачам дробления региона в рамках американского проекта «Большого Ближнего Востока» в соответствии с англо-американо-израильскими планами создания «дуги нестабильности» от Ливана, Палестины до Сирии, Ирака, Персидского Залива, Ирана, вплоть до границ Афганистана и далее до Кашмира, Синьцзяня, Тибета — в русле «новой афганской политики» администрации Обамы.
В ходе иракской войны 2003 г. Турция — впервые после подписания Лозаннского договора 24 июля 1923 г. — была вынуждена смириться с навязанной США диспозицией, согласно которой курдское движение стало выступать в роли самостоятельного фактора международной жизни. Соответственно, агрессия США против Ирака стала точкой отсчета нового понимания турецкой политической элитой своей роли в мире и нового качества турецкой внешней политики. Вкупе с такими факторами, как неудовлетворенность позицией Европы в отношении вступления Турции в ЕС, рядом других, эта антизападная идеология укрепляет новый геополитический статус Анкары.
Новейшие изменения во внешней политике Турции означают, что её интересы не обязательно должны совпадать с позицией США, у Турции заметно ослаб многолетний интерес к вступлению в ЕС, она, скорее, тяготеет теперь к Ближнему Востоку и готова учитывать региональные интересы России и Ирана. Для Турции становится все менее желательно региональное доминирование США, вся ее внешняя политика становится более сбалансированной. Кризисные тенденции в НАТО, американские сценарии по созданию Курдистана (с изменением нынешних границ Турции, Ирана, Ирака и Сирии), противоречия в бассейне Чёрного моря и на Кавказе позволяют гипотетически предположить вероятность в среднесрочной (а, возможно, и ранее) перспективе серьезных трансформаций во внешнеполитических предпочтениях Турции. Собственно, эти трансформации уже начались, знаковым в этом плане можно считать заявление Анкары в августе 2010 г. о намерении исключить из стратегии национальной безопасности упоминание в качестве основных внешних угроз России, Греции, Ирана и Ирака. Турция работает над кардинальным изменением своего геополитического ориентирования в мире.
Около двух лет одним из российских авторов была высказана точка зрения, согласно которой, в случае если курдское ирредентистское движение окажется успешным, необходимо срочное налаживание диалога с курдскими политическими силами и признание независимости Курдистана (1). Нетрудно догадаться, что такой шаг со стороны Москвы не только перечеркнул бы всё позитивное, что достигнуто в российско-турецких отношениях, но и глубоко повлиял бы на отношения российско-иранские и российско-сирийские. На самом деле, необходимы шаги, предусматривающие отказ от изменения границ в районе Большого Кавказа и Ближнего Востока, как и от изменения многих других границ. Признание Россией Курдистана дало бы мощный толчок к «балканизации» региона - в условиях хрупкости собственного российского федерализма, особенно на Кавказе.
* * *
Одним из важнейших механизмов усиления влияния Турции в региональных вопросах Анкара считает развитие экономических связей с государствами региона. В этом русле лежит и относящаяся к середине 2010 г. инициатива о необходимости создания свободной торговой зоны между Турцией и арабскими странами. Турция испытала на себе негативное влияние региональных кризисов, ставших отчасти результатом политики США, и намерена взять инициативу в свои руки: путем налаживания экономических отношений со странами региона, с одной стороны, ослабить влияние западных держав на страны-соседи, с другой — взять в свои руки рычаги воздействия на сферу безопасности.
В том же контексте нужно рассматривать и турецкую активность в странах Центральной и Южной Азии. Представления о «новом мире, в котором региональные державы желают иметь право собственного голоса в вопросах региональной и международной политики», во многом проявляются в поведении Турции в Афганистане. Благоприятных факторов турецко-афганских отношений несколько. Первый — конфессиональный. Турция мусульманская страна, и присутствие ее военнослужащих в Афганистане намного спокойнее воспринимается местным населением, чем размещение здесь американских или европейских подразделений. Кроме того, Турция не является соседом Афганистана, и это преимущество, а не препятствие, Турция не заинтересована в установлении контроля над этой страной или в навязывании формы политического устройства, «как пытались делать большинство афганских соседей». Наконец, никакая другая страна не имеет такие войска с опытом боевых действий в горах и партизанских войнах, как Турция. (2)
Однако не столько военный компонент, сколько турецкая «мягкая сила» составляет основу турецких усилий по пути установления мира и стабильности в Афганистане. Заодно растущее участие Турции в решении афганской проблемы дает шансы «девестернизировать» программу помощи Афганистану. (3) В этом контексте любопытны рекомендации американских экспертов в отношении политики, проводимой Турцией в Афганистане. «Известно, что Турция имеет тесные связи с узбекской диаспорой в Афганистане. Однако турецкая сторона не может играть стабилизирующей роли здесь, идентифицируя себя только с этим этносом. Турция должна усиливать связи с крупнейшей этнической афганской группой — пуштунами. Учитывая, что Пакистан играет роль «главного покровителя» пуштунов, Пакистан в этом смысле для Турции — путь в Афганистан. Если Турция с помощью Пакистана сумеет получить доверие пуштунских лидеров, она сможет также сыграть решающую роль в преодолении враждебности между населением севера страны, включая туркменов, узбеков и пуштунов и, следовательно, «ускорить возможности установления мира». (4)
* * *
Вся активность Турции в Афганистане может оказаться бессмысленной в случае реализации одного из компонентов американского проекта «Большого Ближнего Востока», условно именуемого «Независимым Белуджистаном».
В иранской провинции Систан и Белуджистан компактно проживают около одного миллиона белуджей. (5) Иранское правительство контролирует территорию расселения белуджей и не допускает возникновения нежелательных явлений, в стране отсутствует тенденция к искусственной унификации этнодемографической картины. «Белуджского вопроса» как такового в Иране не существует, несмотря на активную работу антииранских сил по дестабилизации ситуации в районах, населенных белуджами. Основную работу в этом направлении ведут исламские организации «Моджахеддин-е Халк» (6) и «Федаян-е Халк». (7) Позиционировавшие себя когда-то как партии левого толка («Федаян-е Халк» — даже как марксистская), сегодня обе организации могут быть отнесены к экстремистским и террористическим, обе контактируют с ЦРУ США и иракской спецслужбой «Мухабарат».
Идеи национализма и тенденции сепаратизма более развиты в Восточном Белуджистане (Пакистан), где проживают около 4 миллионов белуджей. Белуджские общественно-политические организации за рубежом основаны главным образом выходцами из Пакистана, и именно они пытаются провоцировать этнические настроения в иранском Белуджистане. Этническое самосознание восточных белуджей находится на довольно высоком уровне. Идея создания «Великого Белуджистана» занимает центральное место в планах белуджских националистов. Карта «Великого Белуджистана» охватывает огромные территории, далеко выходя за пределы белуджоязычных районов. Западная его граница достигает центральной части Ирана, на востоке поглощает Пакистан. Восточная граница, поднимаясь вверх, включает юго-западную часть Афганистана и на севере достигает Марыйской области Туркмении. После создания государства Пакистан в 1947 г. белуджские лидеры попытались провозгласить независимость, но белуджские территории удалось включить в состав Пакистана. В 1952-1955 гг. в качестве формальной административной единицы был создан Союз белуджских провинций, позже преобразованный в провинцию Белуджистан. Тем не менее выступления на этнической почве, в том числе вооруженные восстания, продолжались, особенно в 1970-х гг.
В Афганистане численность белуджей оценивается примерно в 300 тыс. человек (брагуи — около 250 тыс. человек). Белуджи в Афганистане компактно проживают в основном в провинциях Нимруз и Гильменд на юго-западе Афганистана. Несколько тысяч белуджей проживают и в других местах Афганистана. Белуджи в Афганистане проявляют активность, как правило, в рамках общих афганских, прежде всего — пуштунских, движений, в общественно-политических процессах этнически не обособляясь.
В 2004 г. была возрождена Армия освобождения Белуджистана (АОБ) — организация, которая вела вооруженную борьбу против центральных властей Пакистана еще в 1973-1977 гг. Численность АОБ оценивается в 10 тыс. человек. При этом подготовка диверсантов осуществляется в 40-60 тренировочных лагерях, расположенных в основном в районах Кохлу, Дера Бугти и Кеч-Гвадар (согласно пакистанским источникам, в лагерях белуджских повстанцев тренируются и иностранные наемники, в том числе узбеки и уйгуры). Этническая вооруженная группировка белуджей «Джундуллах» действует на стыке границ Ирана с Афганистаном и Пакистаном. Первые упоминания о «Джундуллахе» относятся к 2003 г. (8)
Создание белуджского государства на первый взгляд представляется нереальным, ибо не отвечает национальным интересам ни одной из стран региона. Создать независимый Белуджистан можно только объединив все белуджоязычные территории; это значит, что Иран потеряет не просто провинцию, но и влияние в Персидском заливе, а Пакистан лишится почти половины своей территории. Белуджистан будет контролировать также Ормузский пролив, а если добавить к этому наличие десятков тысяч белуджей в странах Персидского залива, то очевидно, что изменится весь геополитический баланс на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и на Кавказе.
* * *
Наряду с проблемой Белуджистан, а также «кашмирским вопросом», фактором неустойчивости Пакистана, неразрывно связанным с афганской ситуацией, является Пуштунистан. В афганской политической элите всегда было распространено несогласие с линией прохождения границы (Durand Line), принятой под давлением Британской империи, которая оставила многие пуштунские племена вне пределов Афганистана. Однако после ухода англичан для элиты восточных пуштунских племен пакистанской Северо-Западной Пограничной Провинции (СЗПП) нахождение в составе Пакистана оказалось привлекательнее, нежели присоединение к Афганистану. Пуштунская элита СЗПП больше тяготела к развитым городским центрам в Пенджабе и Синде, независимый Афганистан не смог предложить восточным пуштунам ничего такого, ради чего стоило бы пытаться изменить привычную систему взаимоотношений в границах бывшей Британской Индии. Восточные пуштуны оказались активно вовлечены в политические процессы в ходе раздела Британской Индии и уверенно вошли в состав общепакистанской элиты.
Тем не менее проект «Независимого Пуштунистана» существует, нетрудно найти в Кабуле или Кандагаре политиков, которые способны при наличии ресурсов организовать достаточно мощное движение за объединение пуштунов и выбросить флаг так называемого «Афганского Туркестана» (север Афганистана).
Все основные современные тенденции развития ситуации в Афганистане влекут нарастание угроз. Это - сопротивление иностранному военному присутствию, тенденция к сокращению военного присутствия ISAF и Operation Enduring Freedom, слабость афганских национальных сил безопасности. Очевидна невозможность установления регионально-этноплеменного баланса в афганской политической элите, а значит, и урегулирования в кратко- и среднесрочной перспективе. К этому необходимо добавить «реинкарнацию» Исламского движения Узбекистана (ИДУ), его активизацию в северных и северо-восточных провинциях (Тахар, Кундуз, Бадахшан, частично — Баглан, Саманган, Батгиз, Фариаб), а также наметившуюся тенденцию к росту активности ИДУ в странах Центральной Азии.
Вторая половина 2010 года обнаружила немало признаков вероятного возобновления военно-политического конфликта в Таджикистане. В марте-апреле 2010 года произошли волнения в Горно-Бадахшанской автономной области, реакцией на что стала агрессивная политика правительства в отношении остающихся в живых и на свободе представителей бывшей Объединенной таджикской оппозиции и мусульманского духовенства. Затем, во второй половине 2010 года, имели место: побег группы осужденных террористов, участников религиозно-экстремистских организаций из СИЗО ГКНБ РТ; массовые беспорядки в Нуреке; взрыв у здания РУБОП в Худжанде — впервые в регионе с использованием террориста-смертника; взрыв в развлекательном центре «Дусти» в Душанбе; нападение на войсковую часть в пригороде Душанбе; боевые столкновения в Файзабадском районе; нападение на военную колонну в Раштской долине.
Ситуация в Киргизии - уже рецидивная. Среди её основных характеристик — полиморфность неконсолидированных политических субъектов, племенные и региональные внутриэтнические (киргизские) противоречия. Чрезвычайно опасна чреватая конфликтами полиэтничность, обусловленная, в первую очередь, высочайшим уровнем современного киргизского агрессивного национализма, кульминацией которого стали известные июньские (2010) события в Ошской и Джалалабадской областях. Межэтнический киргизско-узбекский июньский конфликт повлек за собой и определенные реваншистские настроения в узбекской общине юга, а также рост антикиргизских настроений в приграничных областях Узбекистана. Если принять во внимание мощный потенциал религиозно-экстремистских сетевых структур — «Хизб ут-Тахрир», ИДУ, а также синтез этнического и религиозного начал в узбекской общине юга, ситуация выглядит почти угрожающе. (9)
* * *
Происходящая на наших глазах трансформация всей системы международных отношений, включая и региональные подсистемы с участием Турции, должна побуждать руководство любой страны Центральной Евразии к очень серьезному, порой радикальному пересмотру внешнеполитических приоритетов.Помимо курдского вопроса существует и ряд других, по которым позиции Турции и США, Турции и Запада существенно различаются. Среди них — отношения с Россией, Грузией, Арменией, Грецией; палестино-израильское урегулирование; замороженные конфликты на Кавказе и на Кипре; участие Турции в российских проектах транспортировки энергоресурсов и взаимодействие в сфере ядерной энергетики; энергетические и торговые отношения с Ираном, иранская ядерная программа.
Превращение огромного макрорегиона от Магриба до Синьцзяня и Кашмира в зону тотального конфликта всех со всеми отнюдь не запрограммировано. Однако не учитывать вероятность такого развития событий никак нельзя. Сбалансировать ситуацию и предотвратить худшее может только тесная координация усилий как можно бóльшего числа государств Центральной Евразии, обнаруживающих в своей внешней политике уверенные тенденции к самостоятельности.
Александр КНЯЗЕВ - старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, доктор исторических наук, профессор Киргизско-Российского Славянского университета, действительный член Русского географического общества.
___________________________
(1) Модест Колеров: России и Армении нужен независимый Курдистан // Информационное агентство Regnum. — По URL: http://www.regnum.ru/news/1201629.html
(2) Иванова И. Отношения Турции с Афганистаном // New Eastern Outlook / Новое восточное обозрение. 14.04.2010, [http://www.journal-neo.com/?q=node/370]
(3) Синан Улген. В поисках утраченного времени: турецко-американские отношения после Буша // Центр политических исследований (Ташкент) со ссылкой на Brookings. 27.02.2009, [http://www.cps.uz/rus/analitics/express_analiz/v_poiskax_utrachennogo_vremenitureko_amerikanskie_otnosheniya_posle_busha.mgr]
(4) Иванова И. Отношения Турции с Афганистаном // New Eastern Outlook / Новое восточное обозрение. 14.04.2010, [http://www.journal-neo.com/?q=node/370]
(5) Бояджян В. К вопросу о белуджском сепаратизме// Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 1999. — № 6.
(6) Полное название — «Моджахеддин-е Халк-е Иран» (Mujahedin-e Khalq Organization, Muslim Iranian Student's Society), «Борцы за правое дело Иранского народа».
(7) Поборники народа, точнее — «люди, приносящие себя в жертву во имя народа».
(8) Абдулмалик Риги был захвачен спецслужбами Ирана, находясь среди пассажиров самолета киргизской авиакомпании «Исток-Авия», который следовал по маршруту Дубаи - Бишкек. Риги признался, что на американской базе в бишкекском аэропорту «Манас» он собирался встретиться с официальными лицами из США. Лидер «Джундалла» должен был получить от них «деньги и инструкции». Иранское интернет-издание Press-TV добавило к этому, что Риги во время полета в Бишкек сопровождали представители спецслужб Киргизии.
(9) См.: М.Ларюэль и А.Князев: Центральная Азия погружается в «тотальный конфликт»? // URL: http://www.fergananews.com/article.php?id=6745
